Повесть о купце Асоне, зоркой девочке Марине, вещем мальчике Макаре и басурманском царе Махараше (русская сказка)

Странный человек был Асон-купец, и дела у него были странные. Торговал он книгами старинными, вещами мудрёными да зельями волшебными. Не барышей искал, но тайных знаний и жизни вечной; однако, какую бы чепуху ни затевал, в убытке никогда не оставался. Был он торговец потомственный, в десятом поколении, и, даже сам того не желая, любое своё предприятие в прибыль оборачивал.

Не любили люди Асона-купца, но вредить ему опасались и даже злословить о нём не решались. Пёрла из него ровная тяжкая жуть: даже отпетые наглецы при нём скукоживались, мямлили и заикались; а кто ему пакость задумывал, с тем непременно ещё худшая пакость случалась. Болтали люди, что глаз у Асона дурной - а оно и в самом деле не без того было.

Потому и дожил Асон до сорока лет бобылём. Боялись его и девки, и бабы, и куда бы он сватов ни засылал, везде ему был вежливый отказ по уважительным причинам. В конце концов, выкупил он у цыган сиротку лет десяти, отца-матери не помнящую. Подумал: выращу её, выкормлю, воспитаю, и будет мне жена. А она и вправду его не боялась, и даже вроде бы любила, бирюка эдакого. И Асонов дурной глаз на ней отдыхал и вреда ей не причинял.

Звали её Мариной, и была он не по годам разумна да прозорлива. Очень скоро приметил Асон, что к тайным наукам у неё природный талант имеется. Стал он её испытывать: покажет ей человека, а потом спросит: что, мол, за человек? как он живёт? о чём он думает? чего он хочет? И рассказывала ему Марина обо всём, что он сам приметил, и ещё много такого, о чём он даже не догадывался.

Однажды читал Асон трактат великого немецкого тайновидца. Зачитался заполночь да и заснул за книгой. И приснился ему немецкий тайновидец: будто стоит он на базаре и продаёт диковинный ключ за пять копеек. А Асон будто бы с ним торгуется, предлагает сперва десять рублей, потом пятьдесят, потом сто. Но немец на своём стоит, не уступает: продам, мол, только за пять копеек. И тут подбегает к прилавку вонючий мужик, хватает ключ и пропадает в толпе. Тут немец улыбается, руками разводит и молвит: "Дуракам счастье!"

Рассказал Асон свой сон Марине. А она и говорит: "Дяденька Асон, что ж ты так рано проснулся? Я бы на твоём месте ещё поспала, мужика догнала да ключ у него купила. Ему-то он ни к чему, а денежки другое дело".

И подумал Асон, что девчонка дело говорит. Дуракам все таинства доступнее, но они им цены не знают, за бесценок отдать готовы. А мудрецы - те же купцы: разводят знание пусословием и продают втридорога. Чем у таких посредников закупаться, не лучше ли прямо к дуракам обратиться?

И объявил Асон людям, что будет покупать у них сны. И с тех пор у его крыльца каждое утро толпа собиралась, многие хотели купцу свои сны запродать. Но Асон не всякого привечал, а только тех, на кого Марина укажет. И ни разу внакладе не оставался: за год узнал он из дурацких снов побольше, чем за десять лет из мудрых книг. Открывались ему и душевные недра, и незримые миры, и скрытое в прошлом, и предначертанное в будущем. И немецкий ключ, в своём сне утраченный, в чужих снах отыскался.

Вскорости явился к Асону тот вороватый мужичок, который ему тогда приснился. И рассказал свой сон: бродил он, дескать, по рынку, украл у немца ключ, пошёл в кабак, сменял его на водку. Ему Асон десять рублей заплатил, и мужичок был рад и счастлив.

За ним пожаловал кабатчик. Денег вперёд потребовал, доторговался до полусотни. И сообщил наконец, что ему приснилось: будто бы продал он старьёвщику какой-то древний ключ, который в конторке у него завалялся. Аж за пять рублей продал, хотя и полтинник за него получить не надеялся. Ай, хороший сон! и вспоминать приятно.

Затем зашёл и старьёвщик, давний Асонов компаньон. Принёс, как обычно, кой-чего на продажу, и сон свой рассказал - не за деньги, просто по дружбе. Приснился ему купец Асон: будто сидели они как сейчас, беседовали, вещицы старинные рассматривали - и вдруг Асон его спросил: "Где ключ?" И тут старьёвщик вспомнил, что ключ он на дорогу обронил, когда по дальним деревням ездил - и перенёсся на ту дорогу, и до утра его искал, да так и не нашёл.

Наконец привела Марина крестьянина из медвежьего угла у чёрта на куличках. Асон ему с ходу червонец суёт: вот, мол, тебе деньги, говори свой сон! А крестьянин ему в ответ: "Маловато даёшь, купец. Сон-то мой не дешёвый, десять тысяч он стоит".

Удивился Асон, но торговаться не стал, сразу деньги отсчитал. И поведал ему крестьянин, что приснилась ему пустая дорога, а на ней бездомный бродяга. И будто бы бродяга за ним шёл, ключ продать пытался, а потом задаром отдал. И будто пришёл крестьянин в старый господский дом, дверь ключом отворил и в залу вошёл. А там в очаге огонь горит, а под очагом кто-то стонет, жалобно и страшно. Крестьянин как испугался! бегом оттудова побежал! и споткнулся, и проснулся.

Поморщился Асон и проворчал: "Пустой твой сон! Ну да ладно, уплачено так уплачено. А дам я тебе, пожалуй, ещё сто рублей, ежели расскажешь, кто твои господа и где тот дом".

Крестьянин объяснил, Асон в книжечку записал. И говорит: "А дам я тебе, пожалуй, ещё полсотни - ежели расскажешь, кто тебя надоумил десять тысяч просить".

Крестьянин потупился и мямлит: "Жена подсказала". Асон ему сурово: "Правду говори, любезнейший! будешь врать - не довезёшь деньги до дому!" Крестьянин испугался и говорит: "В правду-то мне и самому не очень верится. Вот, слушай: ехал я в город по своим делам, заночевал на постоялом дворе, и приснился мне там этот сон. Поутру запрягаю - и вдруг слышу за спиной: "Важный сон тебе приснился, Акимыч! Как приедешь в город, продай его купцу Асону за десять тысяч рублей". Оборачиваюсь - а там никого, только мальчишка конюшенный с лошадьми возится. То ли мне голос с неба был, то ли померещилось..."

Поглядел Асон в глаза мужику и увидел, что на сей раз он не врёт. Дал ему ещё двести рублей и отпустил с миром. А сам поспешил к его господам и сторговал у них старый дом на слом за бесценок. Приехал туда, очаг разворотил - и нашёл под ним тайный погреб, а в погребе банку с красным порошком, банку с белым порошком и книжку с двенадцатью картинками без единого слова.

Золоту и серебру Асон бы так не обрадовался, как обрадовался этим невзрачным предметам. Знал он, что не простые это порошки: всего щепотки хватит, чтобы пуд меди в пуд золота переплавить! Выходит, недаром он мудрые книги читал и недаром глупые сны покупал! Теперь он богаче многих царей, но к месту не привязан и казну свою стеречь не обязан: вся она в одну дорожную сумку умещается!

Упрятал Асон порошки в суму и отправился на тот постоялый двор, о котором крестьянин рассказывал. В небесные голоса он не верил, а на конюшенного мальчика взглянуть хотел: догадывался он, что не без способностей этот малец, а потому весьма полезен может быть.

Приехал - и в догадках своих усомнился: больно уж прост мальчонка оказался. По виду Маринкин ровесник, но по уму как шестилетка, даже говорить толком не умеет. Хозяева рассказали, что он к ним пару лет назад из лесу вышел, дикий совсем был, слов не понимал, людей боялся. Назвался Макаром и прижился при конюшне; пользы от него немного, но и вреда никакого.

Крепко задумался Асон - и всё-таки решил, что надо бы Макара в город увезти и там к нему получше присмотреться. Хозяева не возражали, да и сам Макар противиться не стал. На облучок запрыгнул, от радости сияет, упросил Асона вожжи ему дать - и ну коней погонять! И правит ловко, и сидит красиво, просто заглядение! Смотрит на него Асон и думает: "Ну, если даже ты и не провидец, то хотя бы кучер неплохой из тебя получится. А вот любопытно: догадываешься ли ты, Макар, зачем я тебя к себе взял?"

И тут Макар оборачивается и отвечает ему человеческим голосом:

"Не догадываюсь, а знаю. Ты меня к себе взял, чтобы я Маринку у тебя забрал".

И отвернулся, и дальше конями правит, как ни в чём не бывало. А Асон сидит оторопевший и мысли свои глушит, чтобы Макар в них больше не ковырялся. Мысли-то у него теперь такие пошли, что Макару о них знать не надобно.

А Макар снова оборачивается и говорит: "Имей в виду, дядя: худое против меня замышлять бесполезно. А Марина тебе не по чину досталась, ни к чему тебе она. Узнаешь о ней всю правду - сам от неё сбежишь".

Асон ему не ответил, как будто ничего и не слышал. Так всю дорогу и промолчал - то дремал, то "Отче наш" читал. И Макар с ним больше не заговаривал, только с лошадьми разговаривал.

Домой добрались затемно. Макар было снова про Марину речь завёл, но Асон его окоротил добродушно. Спит-де твоя Марина, десятый сон видит, да и нам обоим спать пора. Давай-ка утром поговорим, утро вечера мудренее.

И отправился Макар во флигель спать. Асон тоже как бы уснул - но через два часа проснулся, к Макару прокрался и подушкой его сонного задушил! И подумал: "Хоть и силён ты, мальчик, да молод! Не бахвалился бы силой своей - пожалуй, большего бы достиг."

И погрузил все нужные вещи в кибитку, Марину спящую туда перенёс, запряг четвёрку лошадей и двинул на юг. А на прощание флигель поджёг, чтобы уж наверняка.

Ехали они без отдыху много дней, пока не добрались до столицы басурманского царства. Правил в нём царь Махараш, нехристь и суевер. Не верил он ни в Бога, ни в Аллаха, а только в бесов и колдунов. Обо всех своих делах с волхвами советовался, они ему и за министров были, и за врачей, и за друзей, и за наставников для детей. Асон там ко двору пришёлся, с волхвами дружбу свёл, самому царю представлен был. Приглянулись Махарашу его тяжёлый взгляд и мощная осанка, его важные манеры и мудрые речи. Стал он Асона на пиры звать да рядом с собой сажать. Волхвы Асона заревновали и сговорились его осрамить, чтоб не заносился.

Случай им скоро представился. Приснился царю Махарашу загадочный сон: будто стреляет он в ястреба, а тот взрывается тучей алмазов и осыпается на вспаханное поле. И будто бы приказывает Махараш алмазы собрать - а они в землю уходят, и вот их уже нет.

И спросил Махараш у волхвов: "К чему бы такой сон?" А волхвы: "Глупы мы, государь - не знаем, государь. Может быть, Асон тебе растолкует?"

Увидел Асон, что деваться некуда. И сказал: "Ваше Величество, сон и в самом деле не прост. Дайте мне в тишине посидеть, до утра подумать, а тогда и ответа спрашивайте".

Отпустил его Махараш домой. Там он Марине царский сон пересказал, а она говорит: "Досада какая! Что же царь ваш так рано проснулся? Поспал бы он ещё минуточку - прошёл бы денёчек, и из пашни мальчик бы проклюнулся!"

Поутру явился Асон к царю и объявил: "Ваше Величество! Сон ваш предвещает, что сегодня родится у вас наследник!" Так оно и вышло: в самом деле, к вечеру одна из царских жён мальчика родила. А у Махараша до тех пор сыновей не рождалось, одни дочки. Потому возрадовался он, Асона милостями осыпал и назначил придворным толкователем снов.

Асон этой должности и рад, и не рад был. Волхвы-то его теперь люто возненавидели, каждый день на него клеветали, порчу на него пускали, народ против него подбивали. Асон уже не раз подумывал в другое царство перебраться, да Махараш его отпускать не хотел. говорил: если ты уйдёшь - я обижусь; а если я обижусь - ты никуда не уйдёшь. И Асон смирялся и оставался.

А Марина исправно сны разгадывала и ни разу не ошибалась. Асон её от волхвов берёг, никому о ней не сказывал. Жила Марина взаперти и в одиночестве, но нимало этим не тяготилась. Всегда весела была, всегда Асона радовала, но вот только не росла, хоть и ела за двоих. Причину Асон понять не мог, и лекарей позвать не мог - кого же позовёшь, когда все кругом враги?

И вот однажды увидел царь тревожный сон. Будто служанка по лестнице большое зеркало несла, и будто отразился он в этом зеркале. И тут же оно трещинами покрылось, и забрезжило в нём лицо знакомое, но как бы чужое. И стало страшно царю увидеть это лицо, и отшатнулся он, и проснулся.

Вызвал он Асона и велел ему сон растолковать. А Асон говорит: "Отпустите меня, Ваше Величество. стар я стал, трудно мне, ничего не понимаю, на покой пора". Махараш говорит: "Ладно. Разъясни мне этот сон - и ступай на все четыре стороны, дам тебе охрану и провожу с почестями. А не разъяснишь - тогда проваливай. С позором и без охраны. И за жизнь твою ручаться я не буду".

Пришёл Асон домой, пересказал Марине про царёво зеркало. А она и говорит: "Что же это у царя сон такой некрепкий? Поспал бы ещё полминуточки - вгляделся бы в зеркало. Там бы её лицо появилось, и он бы без тебя всё понял".

Асон сказал: "Это понятно, что её лицо, а не его лицо. А вот можешь ли ты угадать, как её зовут?"

Марина ответила: "Не могу. Но знаю, кто может. Мой старший брат умеет такие сны досматривать и по лицам имена вычитывать. Это надобно у него спросить".

Побледнел Асон при этих словах и испариной покрылся: уразумел он наконец, кто таков был Макар, подушкой удавленный. И сказал он: "Вот что, Марина: убил я твоего старшего брата. Теперь ты это знаешь, так что сама решай, то ли тебе со мной ехать, то ли без меня оставаться. А я уезжаю прямо сейчас, пока ещё ночь на дворе и никто не видит. Знал бы, как её зовут - никуда бы не торопился; но без этого имени жизнь моя на волоске висит".

Марина рассмеялась: "Экий ты выдумщик! Брата моего убил... Да разве ж Макарку убьёшь? Он в огне не горит и в воде не тонет, и не дышать умеет сутками, и сердце умеет останавливать, и раны на нём зарастают любые и всякие. Если хочешь знать, Макар в ту ночь вместе с нами уехал. И всё это время в твоём доме жил, и сейчас вместе с нами сидит невидимкой, нашу беседу слушает. Эй, братец милый! Пожалей дядю Асона, открой ему это лицо и имя!".

И тут как бы из ниоткуда Макар появился. Не улыбался он, глядел сурово. И заявил: "Злодей твой дядя Асон, пусть получает по заслугам!" Марина возмутилась: "Да не злодей он, а просто меня любит и бережёт! А ты нахал и невежа, с ходу его пугать начал. Попросил бы по-доброму, объяснил бы по-простому, и ничего бы вот этого не было".

Макар ничуть не смягчился. Сказал как отрезал: "Важно, что это было. И нет у меня теперь причины с дядей Асоном по-доброму говорить. А предложу я вам на выбор: либо ты сейчас со мной уходишь, а я ему на прощание имя открою и тем от смерти спасу - либо ты с ним остаёшься, имя он не узнаёт, завтра ты его хоронишь и всё равно со мной уходишь. Вот моё слово, и я от него не отступлюсь".

Марина побледнела, губу закусила. "А что, - говорит, - если я прямо сейчас с ним уеду?" Макар на это только ухмыльнулся: "Ты в окно посмотри".

Глянули Асон с Мариной на улицу - а там десятка два басурман, и все при оружии. Будто собаки медведя обложили - только и ждут, чтобы побежал.

Марина взмолилась: "Братец любезный, не будь таким жестоким. Помоги дяде Асону - и позволь мне, пожалуйста, с ним до конца пожить. Ему ведь недолго осталось: проживёт ещё лет тридцать, а там я ему глаза закрою и к нашим вернусь. Он же один на свете, и я у него одна".

Насупился Макар: "И охота тебе с калекой возиться, золотые годы терять? Тебе учиться надо, а ты тут прохлаждаешься. Через тридцать лет тебе двести исполнится, в таком возрасте многому не научишься. Послушай меня, пятисотлетнего, уж я-то больше понимаю".

Вздохнула Марина и сказала: "Ну, что ж, прощай, дядя Асон. Сам видишь, братца моего нынче не переспорить. Хорошо мне у тебя жилось и за всё я тебе благодарна. А более всего благодарна, что ты под юбку ко мне не лез, всё дожидался, пока я подрасту. Да только зря ты ждал, я ведь всегда такая буду, до самой смерти. Прости, что сразу тебе не сказала".

Хотел Асон заплакать, да не смог. Смог бы - наверно, легче стало бы. Но не такой он человек был, он и мать без слёз похоронил. Собрал он вечным детям узелки в дорогу, выдал им лошадей и проводил за ворота. Басурмане поодаль прохаживались, косые взгляды бросали, но приблизиться не осмелились - не время ещё. А Асон на дороге постоял, пока всадники из глаз не скрылись, и стало у него на душе светло и спокойно, как после смерти.

И направился он прямиком во дворец. Явился, слугам доложился, они царя разбудили. Вышел Махараш раздражённый и недовольный: что, мол, за дело такое срочное? не могло до утра подождать?

Асон ему сказал: "Дело у меня такое: узнал я разгадку твоего сна. Дорого она мне встала, но и тебе недёшево обойдётся. Закрой-ка двери да погляди, чтобы никто не подслушивал: эти сведения не для чужих ушей".

Удивился царь Асоновой дерзости, но сделал всё, как он велел. И раскрыл Асон царю, что зеркало означает его дочь Амалию. Зеркало треснуло - дочка девственности лишилась, вот и весь сказ.

Каменным сделалось лицо Махараша: "Не жить тебе, Асон, если соврал!" Но Асон и бровью не повёл. "Пойдём, - говорит, - к твоей дочери в спальню, сам всё увидишь".

Поднялись они по лестнице, постучали в двери. Служанка им открыла и палец к губам приложила: тише, мол, почивает наша девочка. А Амалия и в самом деле спит как ангелочек, и на лице у неё покой и святая невинность.

Поглядел Махараш на дочку - и толкнул Асона в бок и приказал злобным шепотом: "Сей же час вон из спальни! Негоже тебе, собаке, здесь умирать!" А Асон ему в ответ: "Зря ты, царь, меня собакой назвал - ну да ничего, пусть твои боги тебе простят. А только всей правды ты ещё не видел, всю правду я тебе сейчас покажу".

Подошёл к служанке и подол ей задрал - а там прибор как у жеребца, висит-болтается! Махараш застыл ошеломлённый - а жеребчик-то встрепенулся, толкнул Асона влево, царя вправо, и бегом из спальни! Но Махараш проворней оказался: ухватил подлеца за волосы и глотку ему перерезал. Амалия с постели вскочила, дурным голосом заорала. Махараш к ней подлетел, одним ударом на постель свалил, кинжал окровавленный над ней занёс -

но тут Асон его руку остановил: "Погоди, государь, Амалию жизни лишать. Отдай ты лучше её мне в жёны - и смертоубийства избежишь, и позор свой надёжно спрячешь".

Вытер царь кинжал и спрятал его в ножны. И сказал: "Будь по-твоему. только ежели она идти за тебя откажется, я её всё-таки зарежу". А Амалия на кровати сидит, от страха дара речи лишилась, только головой кивает: согласна, мол, согласна!

Так и сделался Асон зятем басурманского царя. Махараш ему пышную свадьбу устроил, два города и семь деревень в приданое дал. А после свадьбы отправил Асона и Амалию с глаз долой из сердца вон, и до самой смерти их не навещал, да и у себя принимал с большой неохотой.

Поселился Асон с молодой женой в подаренной вотчине, стал там княжить да править, детьми обзавёлся и до внуков дожил. Был ли он счастлив? Едва ли. Что за счастье нелюбимому с нелюбимой жить? А может, и слюбились они со временем, всякое ведь бывает.