Про Михалыча

А знаете, какие бывают голландские гибриды? Такие, что одну хапку сделал – и уже передознулся, причем прёт уже как-то не по-травяному совсем, а почти уже по-кислотному, и даже подглючивает слегка. Или не слегка? Ну, может, и не слегка – нормально, в общем, подглючивает: идёшь, значит, идёшь, а там кошка сидит, а потом смотришь, а это и не кошка вовсе, а вобще ничего не сидит, просто типа сгусток темноты, сидит и шевелится, вроде как лапкой умывается. Хотя, оно, в принципе, и по молоку такое бывает, очень даже часто по молоку такое бывает – а по голландским гибридам ещё и не то бывает. Вот, один чувак – ну, не чувак, а так, мужик вполне цывильный. бля! опять цывильный мужик! и что это я всё про цывильных да про цывильных – ну, допустим, не такой уж и цывильный, если он ганджа курит, и кислотой закидывается, и Лэд-Зеппелин слушает, и то не потому что он такой уже немодный, а просто ему уже по возрасту положено, Лэд-Зеппелин слушать, ему ведь пятьдесят с гаком уже, Михалычу-то.

Да. Так во`т, про Михалыча. Вот, что бы тут ни говорили, а он всё-таки цывильный мужик, крепко цывильный, а что ганджа курит, так это ну и что? Многие цывильные люди ганджа курят, не всё же им водку трескать, особенно в пятьдесят лет с гаком, когда от водки уже проблемы со здоровьем, и с головой, и вобще. А так, если кроме ганджа, то биография у него вполне цывильная, у Михалыча. Его, кстати, ещё в школе Михалычем называли, прямо с первого класса, когда училка спрашивает: а тебя как зовут? а он отвечает: Алексей Михалыч. Так оно с тех пор и пошло: Михалыч да Михалыч, тем более что он и в натуре михалыч конкретный: крепенький такой пацан, с головой, с понятиями – короче говоря, прирожденный лидер. Не то что командир, а именно лидер: как скажет, так и будет. И где-то класса до восьмого так оно и было, а потом приехал Гоша из Москвы, и построил всех по-другому.

А за этого Гошу, ну, что за него сказать? Так, с первого взгляда ничего и не скажешь – с первого взгляда его вобще не заметишь, такое себе чмо белобрысое, не пьёт, не курит, табака тоже не курит, матом не ругается, учится на одни пятёрки, а вдобавок ещё и комсомольский активист – вот такой, бля, всей школе подарок! А плюс к тому, он ещё и на трубе играет, а ещё у него первый юношеский разряд по самбо, и не на бумаге, а реально – Михалыч как-то раз попробовал и убедился. И вот, где-то через полгода стал весь класс на активиста равняться, а Михалыч оказался в стороне и в первый раз о жизни задумался.

Ну, вот. Задумался он и понял, что не всё так просто. И решил, что надо этого Гошу догнать и перегнать по всем статьям, вполне реально. И стал он боксом заниматься, на гитаре играть научился, а ещё на учёбу приналёг со всех сил, так что к концу десятого класса уже на золотую медаль тянул. Но только ему её не дали, а дали серебряную: украинский письменный на четверку сдал. А Гоша-москвич, он и по украинскому письменному пятёрку получил, и отхватил-таки золотую медаль.

Вот так-то. Михалыч, бедный, до того на жизнь обиделся, что даже в институт поступать не стал, а пошёл он в армию служить. После учебки определили его на "точку" – это изба такая, в глухом белорусском лесу, там радиоузел и два человека: Михалыч и его начальник, старший сержант, нормальный пацан, не злой, не вредный, Михалыч с ним быстро поладил. Через неделю они уже вместе водку пили, местную шалу в беломор забивали, и всех баб в деревне дружно перетрахали. А через год старший сержант на дембель ушёл. Михалыч думает: ну, вот, теперь мне три лычки на погоны дадут, молодого пришлют, и буду я начальником. Однако три лычки ему не дали, и молодого не прислали, а прислали нового начальника. Вот. Причём, того самого Гошу и прислали – он, гадость такая, тоже в институт поступать не стал, а пошёл сразу в армию, чтобы, значит, Родине служить.

Ну, и спрашивается, что хорошего от такого человека ждать? Каждый день зарядка, политинформация, а ещё проверки состояния матчасти, наряды через день на ремень, учебные тревоги, а ещё грозился кросс с полной выкладкой устроить – слава Богу, хоть до этого не дошло! Михалычу те полгода с Гошей за три года показались, и ещё три года в страшных снах являлись: приходит Гоша и говорит: Михалыч! Почему койка не заправлена? А Михалыч-то через три года уже в университете учился, на факультете иностранных языков – и неплохо, между прочим, учился! Даже, можно сказать, очень хорошо учился, и койку заправлял регулярно, но Гоша ему всё равно во сне являлся, а потом и наяву встретился.

Как отправили Михалыча на стажировку во Францию, он приезжает, а там типа русское землячество, и Гоша у них за комсорга! Вот такое, блин, попадалово! вот такая, блин, Франция! Гоша-то сразу за ним личный контроль установил, за любую ерунду на собраниях прорабатывал, ещё и выговор с занесением объявить грозился – слава Богу, хоть до этого не дошло! Так Михалыч западной жизни и не хапонул, даже не понюхал, и знаменитый марокканский гашиш тоже мимо него прошёл. Короче, отбыл он эту Францию как каторгу, вернулся в Харьков, кое-как доучился и устроился переводчиком в тропическую Африку, чтобы, значит, от Гоши подальше.

Тут-то ему и марокканский гашик, и местная мариванна, и прочее всякое прикольное, и вобще! Вобще, короче, стала жизнь налаживаться. Денежек подзаработал, авторитет приобрёл, на мулатке женился, дом капитальный, и все кругом друзья и братья, с консулом советским по субботам в теннис играют и водочку кушают, а то и ганджика курнут, и сидят в шезлонгах, на океан смотрят, беседу тихую ведут. И говорит ему консул: хороший ты человек, Михалыч, жаль с тобой расставаться, да вот придётся. Вызывают меня обратно в Москву, а к вам нового человека пришлют, не знаю кого, дай Бог, чтобы нормального, но – не знаю, короче. Михалыч уже тогда насторожился и, оказалось, что не напрасно.

То есть, опять ему Гошу прислали! Вот же ж, блин, прямо слов нет – и в Африке от него не спрячешься! Но Гоша уже немножко другой стал, более демократичный – ещё бы ему не стать, ведь перестройка началась уже, вот он и перестроился, быстрее всех, по-спортивному так перестроился. Только нормальным от этого не стал: как был комсюком, так и остался. А вдобавок ещё и нос свой суёт куда не надо, и вопросы всякие задаёт: откуда, мол, Михалыч, у тебя такой дом? Откуда машина? На какие средства?

Ну, короче. Поглядел Михалыч на это дело и понял, что надо линять с Африки куда подальше. Оставил своё хозяйство жене и уехал в Европу, там по Франции поколотился, а потом устроился в Голландии. В оранжерею устроился, помощником садовника. Понятно, что зарплата там не сравнить, и работы побольше, но зато уж Гоша явно сюда не сунется. Незачем ему, потому что – да и какой из него садовник?

Вот. И опять у Михалыча дела хорошо пошли, голландцы его уважали, а он профессию освоил, потом своё дело открыл и стал траву для кофишопов выращивать. Там-то он и познакомился с голландскими гибридами, о качестве которых в наше время ходят разные легенды. И как только познакомился, так и понял. Очень многое понял, надо сказать. И даже, может быть, вобще бы все понял, но тут случилось ему покурить какой-то хитрой травы, которая его во времени назад развернула.

А как это, "во времени назад развернула"? Ну, это трудно объяснить, я тут в технические подробности не вполне врубаюсь, но типа того, что начал он жить наоборот. То есть, будущее стало для него как прошлое, а прошлое как будущее. Вот он, короче своё дело открыл – и стал помощником садовника; а потом в Голландию приехал, и оказался во Франции; а потом во Францию приехал и оказался в Африке, а там Гоша-комсомолец со своими дурацкими вопросами. А Михалыч говорит: Гоша, обломайся! Не твоё собачье дело, откуда у меня машина и дом!

Ну, Гоша аж в лице изменился. Говорит: смотри, Михалыч, с огнём играешь… А Михалыч ему на это: дурак ты, Гоша, хоть и коммунист, и срать я хотел на твои угрозы. Всё равно ты мне ничего не сделаешь.

И точно: через некоторое время Гоша в Африку приехал, и не стало его в Африке. А потом старый консул с Африки уехал и начал в Африке работать, и всё по-старому пошло, по-хорошему пошло. А потом и Михалыч в Африку приехал и оказался в СССР, закончил университет и стал на пятом курсе учиться, а потом на четвёртом, и вот на третьем курсе вернулся он из Франции и стал во Франции стажировку проходить. А там опять Гоша со своими наездами и комсомольскими собраниями. Все студенты его боятся, один Михалыч живёт как хочет, на собрания не ходит, а на Гошины загоны отвечает вполне адекватно: Гоша, обломайся! Что ты, в натуре, сам не живёшь и другим не даёшь? Совсем глупый, что ли?

А Гоша ему каждый раз говорит: ну, смотри, Михалыч, – я ведь доложу куда следует, и тебя после этого не то что в загранку уже не выпустят, а даже в Москву не впустят. А Михалыч ему отвечает: никуда ты не доложишь, потому что тебя же первого за это и вы. И будешь ты потом всю жизнь в Урюпинске негритянские землячества курировать.

В этом месте Гоша слегка бледнеет и говорит: ладно, Михалыч, считай, что ты победил. Только очень тебя прошу: веди себя потише, не подрывай мой авторитет. Мы же с тобой друзья, ага? А Михалыч ему по-разному отвечает, в зависимости от настроения, но, между прочим, ни разу ему не нахамил, хотя и знал, что за это ему ничего не будет. Потому что Михалыч, как я уже говорил, был правильный мужик, с понятиями.

Вот. А дальше всё нормально пошло: приехал Михалыч во Францию, и снова стал в Харьковском университете учиться; а потом пошёл на дембель и снова стал в армии служить. А там на точке Гоша и все дела. Михалыч его сразу построил, а он на другой день опять то же самое. Михалыч его опять построил, а он на третий день опять то же самое. Тут уже заломало Михалыча каждый раз Гошу строить, и понял он, что надо его построить раз и навсегда. Построил он его, короче, в последний раз, и говорит: а теперь давай покурим. Ну, Гоша как ни отнекивался, а пришлось ему покурить. И удолбил его Михалыч тем самым голландским гибридом, от которого заначка у него всегда хранилась.

Покурили они нормально, и стало время для них как пространство: куда хочешь иди, и везде хорошо. Тут Гоша и говорит: вот это да! А Михалыч говорит: ну, что, Гоша? Куда теперь двинемся – вперёд, назад, или в сторону куда-нибудь? А Гоша говорит: а давай знаешь что? Давай туда двинемся, где такая трава имеется. А Михалыч говорит: ээ, Гоша, не маньячь! До такой травы нам не меньше тридцати лет шагать! А Гоша говорит: ну и пусть! Все равно пойдём; а по дороге чем-нибудь другим догонимся, чтобы не скучно было.

И пошли они в сторону двухтысячного года, который тогда ещё и на горизонте не маячил, но они уже знали, что он всё-таки будет, и там будет много всего прикольного, даже кроме голландских гибридов. И шли они дружно, между собой не цапались, и по дороге всякую траву курили и о всяких занятных вещах беседовали, которые были, и есть, и будут, или даже не будет их никогда, но всё равно приятно за них побеседовать с хорошим другом да под хорошую траву, или даже под не очень хорошую – но всё равно приятно! Приятно, чёрт возьми!

Комментарий

Вполне может считаться моим собственным сочинением. Первоначально предназначалась для сборника "Цывильные сказки", но потом выяснилось, что она туда никак не лепится. В сущности, она и к растаманским сказкам не слишком лепится – но и что? не выбрасывать же!

Публикуется впервые.

Кофишоп – кофейня, где продаётся конопля; в Амстердаме, например, такие есть.